Craig Goodworth, Select Artifact (box, skulls, plaster and beeswax heads), 2014
Двенадцать
— Бандиты — тоже люди, дорогая,
ну что же мы не люди — дорогая?
Возьмём тебя на стрелку, чтоб рамсила,
чтоб говорила все свои «понеже» —
от хохота умрут, поди, ребята
и скажут: «ну кого вы привезли?»
Давай своё про Гитлера, про войны,
про как там — гуманизм — ну чо зажалась?
Да ладно, мы не тронем, ты чего,
и винегрет свой заправляй, мечи на стол.
А я стою на погребе с картошкой
и рыбным фаршем —дёшево достался
и думаю: «вот только бы не в погреб».
А винегрет — ну ладно, что тут сделать.
А за окном орут на вишне соловьи,
и только бы соседи не вернулись —
мы сняли огроменную квартиру,
мы все — студенты, нас двенадцать человек,
но все — студенты, эти — местная шпана.
Не помню, как оно всё замутилось,
как я проснулась, как хрипела кодла,
как я смогла в неё залезть и разделить
на части и за мной закрылась дверь.
Я оказалась в сиплом коридоре:
один орал от крови на лице —
ему почти отрезали ноздрю
и кровь лилась на грязные перила,
он смахивал её и взглядом мутным
ощупывал пространство и рычал.
И воздух вис. И речь не появлялась.
И я была на этой стороне.
Как бьётся дверь! Умелые удары
раскачивают дверь, а там — двенадцать
и кто-то уже прыгает в окно,
да точно, там танцор и он боится
и он летит в окно, страшнее травмы
та кодла — бьётся дверь — твои удары
страшнее, чем пришествие … — о чём ты —
так бьётся дверь, как будто кровь в аорте
и хлещет ярость — благородные удары —
и помощь ниоткуда не придёт.
О чём я думала, когда к двери вставала?
Всё время, что по двери колотили
я ритм считала, чтобы встать к двери —
ведь там двенадцать, я случайно здесь осталась
и значит я должна, ведь кто-то должен!
Я встала, чтобы всё остановить —
безумная, понеже, тоже люди
про гуманизм, про зло, твои удары —
я встала я сумела я стою
Mobsters Are People Too
(Translated by Sergey Gerasimov from Russian)
Mobsters, you know, are just people too, my dear.
Hey hon, aren’t we just people?
We’ll take you to the meet to talk,
to say like you do “in view of”,
the guys will die of laughter,
you’ll tell them like you can of Hitler and of wars,
and what’s it called? – of humanism, oh, no, don’t hold back.
We ain’t gonna hurt you, okay?
so make your beetroot salad and deal the cards.
And I stand on the cellar, with potatoes
and minced fish (I got it cheap),
thinking, oh no, not in the cellar,
and beetroot salad? – okay, why not, I’ll make it,
and nightingales are hollering so loudly on a cherry tree outside.
I hope the neighbors won’t come back.
We’ve rented an enormous apartment.
Twelve of us are students,
the others are local louts.
I don’t remember how it all started
I woke up, and the mob was wheezing,
I don’t remember how I could squeeze in
and separate them and shut the door behind me.
I ended up in a strangled passage;
someone was yelling, his face was all in blood –
they’d almost cut his nostril off.
The blood was flowing on the dirty handrail.
He swept it off, growling. His gaze was searching, turbid.
The air hung between us. There were no words.
And I was on this side.
Oh, how loud the door is! The expert blows
make the door come loose.
There are twelve of them behind it.
Someone is jumping out through the window.
Oh, yes, he is a dancer and he’s scared,
he cartwheels out – the mob is worse than any trauma.
the door thumps like blood in the aorta,
these thumps are scarier than if they were here…
the rage is gushing out, and no rescue will ever come.
What was I thinking, when approaching the door?
All the time they’ve been banging, I counted the bangs
to come and stand beside it.
Twelve of them are there,
and by accident, I’m here,
but I must do it, because somebody must!
I came to the door to stop everything,
I must have lost my mind.
In view of. People too.
Of humanism, and evil. And your thumps.
I got up. I’m standing. I could do it.
____________________
Yuliya Malygina
Review by Jared Pearce
The images of the living apartment, doors, hallways are quite interesting here, “a strangled passage,” “how loud the door is,” “the door thumps like blood in the aorta”. As the building’s suffering increases, the scene’s intensity also rises, which drives the difficulty, the confusion, and the reality all before the reader.